Работник рынка он же призер Олимпиады
Проза жизни Владимира Бакулина. 40 лет назад он первым из казахстанских борцов стал призером Олимпиады.
Люди, проходящие мимо базарчика в микрорайоне «Орбита», вряд и ли узнают в коренастом пожилом мужчине, торгующем свеклой, репой и другими овощами с собственной дачи, знаменитого борца греко-римского стиля, чемпиона мира и призера Олимпиады Владимира Бакулина. Ровно 40 лет назад, в октябре 1968-го, он завоевал «серебро» Игр в Мехико. Юбилейная дата — хороший повод для беседы.
— Владимир Николаевич, насколько мне известно, вы родились не в Казахстане. Как вы оказались в Алма-Ате?
— Я родился на полуострове Камчатка, в поселке Ключи. А сюда я попал в 1959-м, после службы на флоте, когда мне исполнилось 20 лет. В Алма-Ате жил мой брат, который приехал в тогдашнюю столицу Казахстана по распределению — он окончил железнодорожный институт. Вот он-то и позвал меня к себе (кстати, вскоре в Алма-Ату перебрался и мой младший брат, который позже как инженер участвовал в строительстве городка КазГУ). Я стал работать на стройке, поступил на заочное отделение факультета промышленно-гражданского строительства политехнического института. К чему долго привыкал, так это к жаре — ведь на Камчатке, где я жил до этого, гораздо холоднее.
— Вы начали заниматься борьбой у себя на родине?
— Там, где я родился и вырос, условий для этого не было, и, насколько мне известно, нет и поныне. Спортсменом я стал здесь, в Алматы. Буквально на второй день после приезда сюда я зашел в спортзал, посмотрел, как проходят тренировки, а затем и сам стал на них ходить. Спустя ещё несколько дней мне предложили поучаствовать в каких-то соревнованиях. А я не знал правил, и мне никто не сказал, что до начала схваток надо пройти взвешивание. В общем, я опоздал. Вот так начиналась моя борцовская карьера. Вскоре я познакомился с Вадимом Александровичем Псаревым, который работал в спортивном обществе «Енбек», и он на долгие годы стал моим тренером. Занимались мы в спортзале, который находился на пересечении улиц Горького и Сейфуллина. А затем пошло-поехало: я стал чемпионом города, республики, начал ездить на всесоюзные и международные соревнования. А в институте перевелся с заочного отделения на очное.
— Когда вы попали в сборную СССР?
— Если не ошибаюсь, в 1965-м, после того, как стал победителем турнира памяти Ивана Поддубного. Через год я выиграл чемпионат Европы, ещё через год — чемпионат мира в Румынии, за что мне присвоили звание заслуженного мастера спорта. Так я забронировал за собой место первого номера сборной СССР в самой легкой весовой категории — до 52 кг.
— Я слышал от кого-то, будто вы сами говорили, что брали на ковре больше силой, а вот техника немного «хромала» — мол, сказывалось то, что вы поздно начали заниматься борьбой…
— Нет, я не мог такого сказать. Невозможно стать чемпионом мира, если ты недостаточно готов в техническом плане. К тому же пять лет тренировок до того, как я попал в сборную СССР — это приличный срок. Например, мало у кого получались такие броски через грудь, как у меня, да и не решались многие проводить этот прием. Другое дело, что мне немного не хватало гибкости, и это затрудняло проведение некоторых приемом, но я хорошо владел другими — такими же красивыми и эффективными.
— Итак, осенью 1968-го вы отправились на Олимпийские игры. Известно, что Мехико находится в высокогорье, и многие спортсмены, попав в такие условия, испытывают дискомфорт. А как себя ощущали вы?
— Возможно, кому-то было действительно трудно, но я к тому времени достаточно долго прожил в Алматы, который тоже находится достаточно высоко, часто бывал на Медео, так что мне это было не впервой. К тому же в 1967-м нас на месяц возили в Мехико, где мы участвовали в предолимпийской неделе. И потом, спортсмены многих стран приехали на Игры задолго до их начала, чтобы пройти акклиматизацию. Например, мы прилетели за две недели до открытия Олимпиады.
— Сколько схваток вы провели в Мехико?
— Пять.
— До выхода в финал с кем из соперников пришлось особенно тяжело?
— Да ни с кем — я у всех выиграл довольно легко.
— В поединке за «золото» вы сошлись с болгарином Петром Кировым, впоследствии многократным чемпионом мира. До этого вы с ним встречались, например, на победном для вас мировом первенстве 1967 года?
— На чемпионате мира нам встретиться не довелось — он выбыл на более ранней стадии. А на предолимпийской неделе мы с ним боролись, и я тогда победил его. В Мехико же случилось вот что. Перед началом финальной схватки болгары устроили непонятную возню: то выйдут, то уйдут, то говорят, что Киров будет бороться, то говорят, что не будет. И так продолжалось минут 15. По сей день мне неведомо, зачем они это делали. Скорее всего, хотели сбить мой настрой. В общем, я вышел на ковер какой-то «разобранный», и схватка получилась сумбурной. В результате проиграл болгарину по очкам.
— Старшим тренером сборной СССР по классической борьбе тогда был бывший казахстанец Анатолий Колесов…
— Да, именно он возил команду в Мехико, а позже стал большим спортивным чиновником. Кстати, мы там жили в одной комнате. Не знаю, почему так получилось — может, отдельного номера для него не нашлось, может, наши руководители хотели сэкономить, а может, Колесов сам так решил, чтобы меня никто не беспокоил.
— Какое впечатление произвел на вас Мехико?
— Громадный город, очень красивый. Когда выдавалось свободное время, я ходил смотреть на работы выдающихся мексиканских художников Давида Сикейроса и Диего Риверы. Я же в детстве пытался рисовать, мечтал стать художником, но мать сказала: куда тебе? Кстати, в Мехико мне повезло: я познакомился с Сикейросом, он подарил мне открытку со своим автографом, а потом так получилось, что обратно в СССР мы летели вместе — ему надо было в Москву. Жаль, что я не знал испанского языка, а то бы больше пообщались.
— В каких условиях вы жили, как вас кормили?
— Условия в олимпийской деревне были хорошие, а питание вообще замечательное. Помню, как организаторы накрыли столы прямо в знаменитом парке Чепультапек, пригласив всех участников Олимпиады. Это была грандиозная обжираловка. Знаете, какой торт нам подали? Размером с дом высотой примерно в четыре метра и основанием четыре на пять метров. Подходишь к нему, тебе дают огромный нож, и ты отсекаешь сколько хочешь — хоть килограмм, хоть два. А от обилия разнообразных блюд просто глаза разбегались. Кстати, я там впервые креветки попробовал.
— Вам же надо было вес держать…
— Так это было уже после того, как все соревнования закончились. А до выхода на ковер я ел по чуть-чуть, иначе вес мог резко подскочить.
— А вообще вам вес сбрасывать приходилось?
— Конечно, причем перед каждый соревнованием надо было согнать килограммов пять. Я всю жизнь страдал из-за этого. Мне следовало перейти в следующую весовую категорию, но Псарев все время настаивал на том, что я должен выступать именно в наилегчайшей.
— Сегодня призеры Олимпийских игр получают большие призовые. А как тогда Родина оценила ваше «серебро»?
— Мне выдали, кажется, две тысячи рублей. За победу на чемпионате мира я получил полторы тысячи, за каждое «золото» чемпионата Европы — по пятьсот.
— По тем временам большие деньги?
— Смотря с какой точки зрения оценивать. Например, автомобиль тогда стоил пять тысяч рублей.
— Как сложилась ваша судьба после Олимпиады в Мехико?
— В начале 1970-х мне пришлось уйти из сборной, а затем и из спорта. Дело было так. Поехали мы на чемпионат мира, и там у меня начал шалить аппендикс. Больно, бороться не могу, а сказать тренерам нельзя. Тем не менее, победил одного сильного борца, который выиграл предыдущее мировое первенство — сейчас уже не помню, из какой он страны. Следующий соперник — японец. Ну, думаю, с ним как-нибудь справлюсь. Но попал на «мост», и японец меня буквально задавил — боль была уже невыносимой. После этого поражения дорога в сборную для меня была закрыта. Уйдя из спорта, я окончил факультет журналистки КазГУ, работал тренером, вырастил учеников, которые становились чемпионами республики.
— За Олимпийскими играми в Пекине следили? Как вам качество современной борьбы?
-То, что я видел, борьбой назвать нельзя, её всю выхолостили. Например, мне непонятно, зачем борцов заставляют становиться в партер. Может, для того, чтобы судьи могли делать все, что хотят?
— Я знаю, что вы пишете стихи. Когда у вас началось это увлечение?
— Ещё в школе, во втором классе. Потом увлечение поэзией надолго заглохло. А когда наступили смутные времена, вызванные распадом Союза, когда у меня начались проблемы с ногой, я снова стал испытывать потребность в выражении своих мыслей и чувств на бумаге. И вот, находясь на лечении в санатории, я начал писать стихи, даже ночами. Писал, как говорится, в стол, не рассчитывая первое время на их издание. И только в нынешнем году я собрал свои стихи в одну книжку. Пока издан лишь пробный тираж — несколько экземпляров. Дело застопорилось из-за того, что теперь надо заплатить за регистрационный номер в Книжной палате.
— Как вам сейчас живется?
— На пенсию прожить, сами понимаете, непросто. А у меня жена и дочь-школьница, которой скоро исполнится десять лет.
— Значит, вы стали отцом в 60 лет?
— Да. Я и сейчас могу снова им стать (смеется). Кстати, моя жена — казашка, её зовут Куляш.
— Вы ощущаете внимание к себе со стороны спортивных организаций, в частности, федерации борьбы?
— Это самый больной для меня вопрос, но я не хотел бы на него отвечать.
О том, чего не хотел касаться в нашей беседе Владимир Николаевич, поведала его супруга Куляш. По её словам, муж получает пенсию в 22 тысячи тенге плюс 8 тысяч как заслуженный в прошлом спортсмен (согласно Закону РК «О физической культуре и спорте»). С учетом нынешних цен этого семье явно не хватает — например, только на оплату коммунальных услуг уходит 12 тысяч, кроме того, надо есть, одеваться, растить дочь, немало денег уходит на медикаменты. Например, говорит моя собеседница, вчера истратили три тысячи тенге на мази (у олимпийского призера больные ноги). Поэтому Владимир Николаевич все лето проводит на даче, выращивает овощи, чтобы сэкономить на очень дорогой сейчас витаминной продукции, часть урожая продает. Его супруга считает, что надо увеличить выплаты спортсменам, добившимся выдающихся успехов, хотя бы раз в пять лет выделять им путевки в дома отдыха, чтобы они могли подлечиться. Она с благодарностью говорит о директоре аптеки № 2 Елике Султангалиеве, бывшем борце, который с момента рождения дочери бескорыстно помогает семье. А вот со стороны местных спортивных организаций и федерации борьбы внимания и помощи не чувствуется. «Хотя бы моральная поддержка была», — вздыхает Куляш и вспоминает, что Владимира Николаевича даже не пригласили на эстафету олимпийского огня, а между тем кто как не он заслужил право пройти с факелом хотя бы несколько метров или просто посидеть и понаблюдать за происходящим.
… Старые люди очень болезненно переносят отсутствие внимания к себе. Тем более выдающиеся спортсмены, которые в дни своих побед находились в центре этого самого внимания. Известно, что Федерация борьбы Казахстана немало делает для своих ветеранов. Но почему она подходит к ним избирательно? Допускаю, что Владимир Николаевич — человек с непростым характером, но это заслуженный борец, один из самых титулованных среди тех, кто живет сейчас в Казахстане, и предавать его забвению было бы несправедливо. Кто-то правильно сказал: «Старики могут обижаться, а обижаться на них нельзя».
… Когда мы встретились с Владимиром Николаевичем на том самом базарчике, где он торгует скудными излишками своего дачного урожая, он вопросительно произнес: «Вы считаете, что это стыдно: я, чемпион мира, стою здесь, продаю овощи?». Я ответил, что ему нечего стыдиться: он и в спорте добивался всего своими руками, и собственную старость обеспечивает сам. Но где-то там, внутри, я почувствовал жалость к этому старому человеку с тросточкой.
— Владимир Николаевич, насколько мне известно, вы родились не в Казахстане. Как вы оказались в Алма-Ате?
— Я родился на полуострове Камчатка, в поселке Ключи. А сюда я попал в 1959-м, после службы на флоте, когда мне исполнилось 20 лет. В Алма-Ате жил мой брат, который приехал в тогдашнюю столицу Казахстана по распределению — он окончил железнодорожный институт. Вот он-то и позвал меня к себе (кстати, вскоре в Алма-Ату перебрался и мой младший брат, который позже как инженер участвовал в строительстве городка КазГУ). Я стал работать на стройке, поступил на заочное отделение факультета промышленно-гражданского строительства политехнического института. К чему долго привыкал, так это к жаре — ведь на Камчатке, где я жил до этого, гораздо холоднее.
— Вы начали заниматься борьбой у себя на родине?
— Там, где я родился и вырос, условий для этого не было, и, насколько мне известно, нет и поныне. Спортсменом я стал здесь, в Алматы. Буквально на второй день после приезда сюда я зашел в спортзал, посмотрел, как проходят тренировки, а затем и сам стал на них ходить. Спустя ещё несколько дней мне предложили поучаствовать в каких-то соревнованиях. А я не знал правил, и мне никто не сказал, что до начала схваток надо пройти взвешивание. В общем, я опоздал. Вот так начиналась моя борцовская карьера. Вскоре я познакомился с Вадимом Александровичем Псаревым, который работал в спортивном обществе «Енбек», и он на долгие годы стал моим тренером. Занимались мы в спортзале, который находился на пересечении улиц Горького и Сейфуллина. А затем пошло-поехало: я стал чемпионом города, республики, начал ездить на всесоюзные и международные соревнования. А в институте перевелся с заочного отделения на очное.
— Когда вы попали в сборную СССР?
— Если не ошибаюсь, в 1965-м, после того, как стал победителем турнира памяти Ивана Поддубного. Через год я выиграл чемпионат Европы, ещё через год — чемпионат мира в Румынии, за что мне присвоили звание заслуженного мастера спорта. Так я забронировал за собой место первого номера сборной СССР в самой легкой весовой категории — до 52 кг.
— Я слышал от кого-то, будто вы сами говорили, что брали на ковре больше силой, а вот техника немного «хромала» — мол, сказывалось то, что вы поздно начали заниматься борьбой…
— Нет, я не мог такого сказать. Невозможно стать чемпионом мира, если ты недостаточно готов в техническом плане. К тому же пять лет тренировок до того, как я попал в сборную СССР — это приличный срок. Например, мало у кого получались такие броски через грудь, как у меня, да и не решались многие проводить этот прием. Другое дело, что мне немного не хватало гибкости, и это затрудняло проведение некоторых приемом, но я хорошо владел другими — такими же красивыми и эффективными.
— Итак, осенью 1968-го вы отправились на Олимпийские игры. Известно, что Мехико находится в высокогорье, и многие спортсмены, попав в такие условия, испытывают дискомфорт. А как себя ощущали вы?
— Возможно, кому-то было действительно трудно, но я к тому времени достаточно долго прожил в Алматы, который тоже находится достаточно высоко, часто бывал на Медео, так что мне это было не впервой. К тому же в 1967-м нас на месяц возили в Мехико, где мы участвовали в предолимпийской неделе. И потом, спортсмены многих стран приехали на Игры задолго до их начала, чтобы пройти акклиматизацию. Например, мы прилетели за две недели до открытия Олимпиады.
— Сколько схваток вы провели в Мехико?
— Пять.
— До выхода в финал с кем из соперников пришлось особенно тяжело?
— Да ни с кем — я у всех выиграл довольно легко.
— В поединке за «золото» вы сошлись с болгарином Петром Кировым, впоследствии многократным чемпионом мира. До этого вы с ним встречались, например, на победном для вас мировом первенстве 1967 года?
— На чемпионате мира нам встретиться не довелось — он выбыл на более ранней стадии. А на предолимпийской неделе мы с ним боролись, и я тогда победил его. В Мехико же случилось вот что. Перед началом финальной схватки болгары устроили непонятную возню: то выйдут, то уйдут, то говорят, что Киров будет бороться, то говорят, что не будет. И так продолжалось минут 15. По сей день мне неведомо, зачем они это делали. Скорее всего, хотели сбить мой настрой. В общем, я вышел на ковер какой-то «разобранный», и схватка получилась сумбурной. В результате проиграл болгарину по очкам.
— Старшим тренером сборной СССР по классической борьбе тогда был бывший казахстанец Анатолий Колесов…
— Да, именно он возил команду в Мехико, а позже стал большим спортивным чиновником. Кстати, мы там жили в одной комнате. Не знаю, почему так получилось — может, отдельного номера для него не нашлось, может, наши руководители хотели сэкономить, а может, Колесов сам так решил, чтобы меня никто не беспокоил.
— Какое впечатление произвел на вас Мехико?
— Громадный город, очень красивый. Когда выдавалось свободное время, я ходил смотреть на работы выдающихся мексиканских художников Давида Сикейроса и Диего Риверы. Я же в детстве пытался рисовать, мечтал стать художником, но мать сказала: куда тебе? Кстати, в Мехико мне повезло: я познакомился с Сикейросом, он подарил мне открытку со своим автографом, а потом так получилось, что обратно в СССР мы летели вместе — ему надо было в Москву. Жаль, что я не знал испанского языка, а то бы больше пообщались.
— В каких условиях вы жили, как вас кормили?
— Условия в олимпийской деревне были хорошие, а питание вообще замечательное. Помню, как организаторы накрыли столы прямо в знаменитом парке Чепультапек, пригласив всех участников Олимпиады. Это была грандиозная обжираловка. Знаете, какой торт нам подали? Размером с дом высотой примерно в четыре метра и основанием четыре на пять метров. Подходишь к нему, тебе дают огромный нож, и ты отсекаешь сколько хочешь — хоть килограмм, хоть два. А от обилия разнообразных блюд просто глаза разбегались. Кстати, я там впервые креветки попробовал.
— Вам же надо было вес держать…
— Так это было уже после того, как все соревнования закончились. А до выхода на ковер я ел по чуть-чуть, иначе вес мог резко подскочить.
— А вообще вам вес сбрасывать приходилось?
— Конечно, причем перед каждый соревнованием надо было согнать килограммов пять. Я всю жизнь страдал из-за этого. Мне следовало перейти в следующую весовую категорию, но Псарев все время настаивал на том, что я должен выступать именно в наилегчайшей.
— Сегодня призеры Олимпийских игр получают большие призовые. А как тогда Родина оценила ваше «серебро»?
— Мне выдали, кажется, две тысячи рублей. За победу на чемпионате мира я получил полторы тысячи, за каждое «золото» чемпионата Европы — по пятьсот.
— По тем временам большие деньги?
— Смотря с какой точки зрения оценивать. Например, автомобиль тогда стоил пять тысяч рублей.
— Как сложилась ваша судьба после Олимпиады в Мехико?
— В начале 1970-х мне пришлось уйти из сборной, а затем и из спорта. Дело было так. Поехали мы на чемпионат мира, и там у меня начал шалить аппендикс. Больно, бороться не могу, а сказать тренерам нельзя. Тем не менее, победил одного сильного борца, который выиграл предыдущее мировое первенство — сейчас уже не помню, из какой он страны. Следующий соперник — японец. Ну, думаю, с ним как-нибудь справлюсь. Но попал на «мост», и японец меня буквально задавил — боль была уже невыносимой. После этого поражения дорога в сборную для меня была закрыта. Уйдя из спорта, я окончил факультет журналистки КазГУ, работал тренером, вырастил учеников, которые становились чемпионами республики.
— За Олимпийскими играми в Пекине следили? Как вам качество современной борьбы?
-То, что я видел, борьбой назвать нельзя, её всю выхолостили. Например, мне непонятно, зачем борцов заставляют становиться в партер. Может, для того, чтобы судьи могли делать все, что хотят?
— Я знаю, что вы пишете стихи. Когда у вас началось это увлечение?
— Ещё в школе, во втором классе. Потом увлечение поэзией надолго заглохло. А когда наступили смутные времена, вызванные распадом Союза, когда у меня начались проблемы с ногой, я снова стал испытывать потребность в выражении своих мыслей и чувств на бумаге. И вот, находясь на лечении в санатории, я начал писать стихи, даже ночами. Писал, как говорится, в стол, не рассчитывая первое время на их издание. И только в нынешнем году я собрал свои стихи в одну книжку. Пока издан лишь пробный тираж — несколько экземпляров. Дело застопорилось из-за того, что теперь надо заплатить за регистрационный номер в Книжной палате.
— Как вам сейчас живется?
— На пенсию прожить, сами понимаете, непросто. А у меня жена и дочь-школьница, которой скоро исполнится десять лет.
— Значит, вы стали отцом в 60 лет?
— Да. Я и сейчас могу снова им стать (смеется). Кстати, моя жена — казашка, её зовут Куляш.
— Вы ощущаете внимание к себе со стороны спортивных организаций, в частности, федерации борьбы?
— Это самый больной для меня вопрос, но я не хотел бы на него отвечать.
О том, чего не хотел касаться в нашей беседе Владимир Николаевич, поведала его супруга Куляш. По её словам, муж получает пенсию в 22 тысячи тенге плюс 8 тысяч как заслуженный в прошлом спортсмен (согласно Закону РК «О физической культуре и спорте»). С учетом нынешних цен этого семье явно не хватает — например, только на оплату коммунальных услуг уходит 12 тысяч, кроме того, надо есть, одеваться, растить дочь, немало денег уходит на медикаменты. Например, говорит моя собеседница, вчера истратили три тысячи тенге на мази (у олимпийского призера больные ноги). Поэтому Владимир Николаевич все лето проводит на даче, выращивает овощи, чтобы сэкономить на очень дорогой сейчас витаминной продукции, часть урожая продает. Его супруга считает, что надо увеличить выплаты спортсменам, добившимся выдающихся успехов, хотя бы раз в пять лет выделять им путевки в дома отдыха, чтобы они могли подлечиться. Она с благодарностью говорит о директоре аптеки № 2 Елике Султангалиеве, бывшем борце, который с момента рождения дочери бескорыстно помогает семье. А вот со стороны местных спортивных организаций и федерации борьбы внимания и помощи не чувствуется. «Хотя бы моральная поддержка была», — вздыхает Куляш и вспоминает, что Владимира Николаевича даже не пригласили на эстафету олимпийского огня, а между тем кто как не он заслужил право пройти с факелом хотя бы несколько метров или просто посидеть и понаблюдать за происходящим.
… Старые люди очень болезненно переносят отсутствие внимания к себе. Тем более выдающиеся спортсмены, которые в дни своих побед находились в центре этого самого внимания. Известно, что Федерация борьбы Казахстана немало делает для своих ветеранов. Но почему она подходит к ним избирательно? Допускаю, что Владимир Николаевич — человек с непростым характером, но это заслуженный борец, один из самых титулованных среди тех, кто живет сейчас в Казахстане, и предавать его забвению было бы несправедливо. Кто-то правильно сказал: «Старики могут обижаться, а обижаться на них нельзя».
… Когда мы встретились с Владимиром Николаевичем на том самом базарчике, где он торгует скудными излишками своего дачного урожая, он вопросительно произнес: «Вы считаете, что это стыдно: я, чемпион мира, стою здесь, продаю овощи?». Я ответил, что ему нечего стыдиться: он и в спорте добивался всего своими руками, и собственную старость обеспечивает сам. Но где-то там, внутри, я почувствовал жалость к этому старому человеку с тросточкой.
Автор: Женис БайхожаИсточник: Газета «Sports&ks»
Все самое актуальное о спорте в вашем телефоне - подписывайтесь на наш Instagram!