Иуда нефритовой реки
<div id="jus" align="justify">«Перед походом я всегда смотрел в глаза родителям своих ребят. Они провожают своих детей, и ты видишь всё, что у них на душе. У Бога я просил только одного — пусть никогда не случится такого, чтобы я вернулся, постучал в дверь и сказал: ваш сын погиб… И Бог миловал!» — вспоминает Василий Портнов, много лет отдавший развитию в Караганде рафтинга, одного из самых экстремальных видов спорта. Рафтинг — это сплав по горным рекам. Ледяная вода, со скоростью мотоцикла несущаяся среди огромных валунов и обрушивающаяся вниз с многометровых порогов, привлекает внимание лишь самых отчаянных любителей адреналина. Смертью здесь грозит всё.<br /> <br /> Достаточно выпасть из плота, и у спортсмена остается всего один шанс из ста выжить. Переохлаждение, удары о камни, падение в «бочку» — причины могут быть разные, но результат один — гибель. Особенно щекочет нервы сплавщикам преодоление порогов — мини-водопадов. Преодолимыми считаются пороги до 4 метров высотой. Если препятствие выше, рухнувший сверху плот зарывается носом в «бочку» и переворачивается. «Бочка» — это бурлящее месиво из водных пузырей в месте падения воды. Оказавшийся здесь человек не может понять, где верх, где низ, и задыхается в водяном аду.<br /> <br /> — Самыми первыми нашими плавсредствами были обычные плоты из связанных бревен, — рассказывает Василий Сергеевич. — На них мы прошли реку Абакан, что в Хакасии, на юге Красноярского края. Но использовать бревна тяжело и не везде возможно. Например, в верховьях рек, на высоте до 2000 метров, растут только карликовые деревья. Поэтому со временем мы стали делать плоты из автомобильных камер. А самые лучшие получались из камер от шасси самолета АН-24! Они мало весили и были удобны для транспортировки в горы. Но беда в том, что это плавсредство не позволяло увеличить скорость по отношению к скорости реки. То есть нельзя было идти быстрее воды. Поэтому со временем мы стали делать катамараны. Это две гондолы, соединенные между собой. На них сидят четыре человека, которые могут, как в лодке, грести веслом и получать положительную скорость по отношению к воде. На сложных участках это очень важно. Кроме того, в катамаране ты сидишь как вросший. Страховка приспособлена так, что в случае переворота ты в мгновение освобождаешься и выбираешься на свободу. Это очень важно, не дай бог запутаешься, когда катамаран перевернется!<br /> <br /> <strong>— Ваши катамараны были промышленного производства?</strong><br /> — Сколько я занимался, у нас не видел ни одного промышленного катамарана. Но вот в Америке в прошлом году я наконец-то увидел заводской катамаран. Я долго стоял, гладил его как родного. А мы сплавлялись на самодельных катамаранах. Сами их клеили. Герметичную оболочку делали из детской клеёнки. Там целая технология!<br /> <br /> Василий Портнов пришел в рафтинг из горного туризма, которым увлекся в студенческие годы. Истоптав Урал от Южного до Заполярного, он понял, что хочет больше эмоций.<br /> <br /> И в 1974 году вместе с товарищами из спортивного клуба Карагандинского «политеха» совершил свой первый сплав по уральской речке Большой Инзер. Это была простейшая дистанция первой категории сложности. С годами росла сложность маршрутов. Пиком экстремальности стал сплав по реке Коксу, что в Джунгарском Алатау на границе с Китаем. Её порог с говорящим названием Иуда, известный всем рафтерам своим коварством, ближе всего подвел карагандинских спортсменов к той грани, которая отделяет жизнь от смерти. А ещё Иуда заставил Василия Портнова поверить, что Бог есть…<br /> <br /> — Однажды мы пошли на реку Коксу, это высшая категория сложности по пятибалльной шкале, — вспоминает Василий Сергеевич. — Вообще, каждая половина катамарана имеет два отсека. На случай, если один лопнет, второй будет держать нас на воде. Но в тот раз мы решили взять катамаран полегче, только с одним отсеком. Чехол был тоже не особо надежным — из шелковой парусины. И мы за это едва не поплатились… Нас было четверо, я, как самый старший, всегда руководил, брал ответственность на себя. Вот и в этот раз хватаюсь за катамаран, кричу: «Ну что, стартуем?» И вдруг один из моих товарищей, Стас, говорит: «Сергеич, я боюсь. Я чувствую, что погибну»… А ситуация сложна тем, что нас четверо, это минимальный экипаж. Деваться некуда. Откажется он — всё, не сможем плыть и мы. Вся подготовка пойдет прахом, а ведь мы добрались чёрт-те куда — до китайской границы, до красного моста. Бросать всё не хочется! Постарался я парня приободрить: вперед, ничего страшного не произойдет! Смотрю, переборол он страх, двигается вместе с нами. И тут я повернулся, смотрю, веревка на земле лежит. Хорошая веревка, только непонятно, откуда взялась. Но разбираться времени не было, я её схватил, в карман сунул. Толкнул катамаран — и поплыли мы. Река ревет, Иуда впереди. Рухнули мы с него вниз — и у нас гондола на этом Иуде лопнула. Кошмар! Начали мы выбираться из воды кто как. Выскочил я на берег, со мной ещё один товарищ — Андрей Башкиров. А те двое ушли с катамараном вниз по реке. Мы бегом за ними, кричим: «Держитесь!» И вдруг я вижу — катамаран расклинило между камнями прямо посередине реки. С моей стороны очень мощный шестиметровый поток. Зелёная нефритовая река, несущаяся с огромной скоростью. Ребята наши зацепились за катамаран и висят в ледяной воде, кричат: «Сергеич, спаси!» Тут я увидел, что у Стаса лопнул спасательный жилет. Это значит, что счет пошел на минуты. Скоро он выбьется из сил — и всё… Вы знаете, вот здесь меня прошиб страх за его жизнь. Я подумал, бог ты мой, ведь мне их нечем спасать. Вокруг только голые скалы. И тут я вспомнил про веревку, которую подобрал на берегу. Размотал её, стал камень какой-нибудь искать. Тут в заднем кармане у меня вдруг оказался (как кто-то подложил) чабанский нож. На его рукояти есть петля, я привязал веревку к ней. Выдернул парней на берег. А Стас к тому моменту был уже весь синий — переохладился. Мы вспомнили старый способ спасения в таких случаях. Он гласит, что для спасения замерзшего человека надо всем живым раздеться и прижаться голым телом к пострадавшему. Мы с Андреем быстренько разделись, Стаса раздели, поставили на ноги и зажали между собой. Это было страшное ощущение. Как будто волны холода от него стали заходить мне прямо в сердце, и в сердце возникли очень сильные боли. Мы держались, сколько могли, потом прижались к нему спинами. При этом разговаривали с ним, надеясь услышать ответ. В какой-то момент увидели, как он стал немножко отходить. «Стасик, Стасик, двигайся!» — кричим. Растолкали его, и холод от него перешёл к нам. Мы замерзли, у меня сердце как будто окоченело. Зато Стас вдруг начал говорить. Мы ему спиртяшки чуть-чуть налили — он окончательно пришел в себя. Так и спасли его благодаря той самой веревке, которую неизвестно кто мне подложил.<br /> <strong><br /> — Вы потом со Стасом его предчувствие смерти не обсуждали?</strong><br /> — Мы забыли этот случай. Потому что надо уважать и любить друг друга. Команда — это люди, которые в случае чего спасут тебя. Меня самого однажды спас Саша Лингерт. Это было на реке Пыжа в Горном Алтае в 1988 году. Мы шли по реке, она очень сложная. Получилось так, что когда мы входили в каньон, меня выбило из катамарана. А в каньоне очень узко, и меня зажало между катамараном и стенкой. Если бы мне распороло жилет — всё, это смерть. Но как раз в то мгновение, которое меня отделяло от гибели, Саша подал мне руку, поддернул, и я заскочил обратно в катамаран. Так я спасся. Подал бы руку секундой позже — всё.<br /> <br /> — После таких происшествий не пропало желание ходить в походы?<br /> — Нет. И Стас потом сплавлялся, и я… Вернусь к тому случаю на Иуде. В тот вечер случилось ещё одно необъяснимое событие. Вечером мы разбили лагерь и уснули в грустном расположении духа. Ведь гондолу унесла река, и нам предстояло возвращаться домой, так и не пройдя весь маршрут. Наше путешествие терпело крах. А ночью мне приснился сон: я увидел, что под утесом справа от нашего лагеря лежит наша гондола. Проснулся я, было 4 утра. Вышел из палатки — небо черное, звезды огромные, как бриллианты. Подхожу к утесу, который мне приснился, смотрю вниз. И действительно, остатки нашей гондолы там лежат, внизу! Конечно, я стал кричать, наши все прибежали. Мы эти остатки вытащили, заклеили — и дальше поплыли, уже без происшествий.<br /> <br /> <strong>— Вы до сих пор сплавляетесь?</strong><br /> — Нет, уже несколько лет, как перестал. Возраст уже подошел — мне 61 год, да и команды прежней нет…</div><div id="jus" align="justify"><hr /><address><strong><strong>Автор: </strong>Сергей БУЯНОВ</strong></address></div><div id="jus" align="justify"> <address><strong><strong>Источник: </strong><a href="http://www.inkaraganda.kz/" target="_blank">Инкараганда </a><a href="http://www.inkaraganda.kz/" target="_blank">(inkaraganda.kz)</a></strong></address></div>
Все самое актуальное о спорте в вашем телефоне - подписывайтесь на наш Instagram!
Поделиться
«Перед походом я всегда смотрел в глаза родителям своих ребят. Они провожают своих детей, и ты видишь всё, что у них на душе. У Бога я просил только одного — пусть никогда не случится такого, чтобы я вернулся, постучал в дверь и сказал: ваш сын погиб… И Бог миловал!» — вспоминает Василий Портнов, много лет отдавший развитию в Караганде рафтинга, одного из самых экстремальных видов спорта. Рафтинг — это сплав по горным рекам. Ледяная вода, со скоростью мотоцикла несущаяся среди огромных валунов и обрушивающаяся вниз с многометровых порогов, привлекает внимание лишь самых отчаянных любителей адреналина. Смертью здесь грозит всё.
Достаточно выпасть из плота, и у спортсмена остается всего один шанс из ста выжить. Переохлаждение, удары о камни, падение в «бочку» — причины могут быть разные, но результат один — гибель. Особенно щекочет нервы сплавщикам преодоление порогов — мини-водопадов. Преодолимыми считаются пороги до 4 метров высотой. Если препятствие выше, рухнувший сверху плот зарывается носом в «бочку» и переворачивается. «Бочка» — это бурлящее месиво из водных пузырей в месте падения воды. Оказавшийся здесь человек не может понять, где верх, где низ, и задыхается в водяном аду.
— Самыми первыми нашими плавсредствами были обычные плоты из связанных бревен, — рассказывает Василий Сергеевич. — На них мы прошли реку Абакан, что в Хакасии, на юге Красноярского края. Но использовать бревна тяжело и не везде возможно. Например, в верховьях рек, на высоте до 2000 метров, растут только карликовые деревья. Поэтому со временем мы стали делать плоты из автомобильных камер. А самые лучшие получались из камер от шасси самолета АН-24! Они мало весили и были удобны для транспортировки в горы. Но беда в том, что это плавсредство не позволяло увеличить скорость по отношению к скорости реки. То есть нельзя было идти быстрее воды. Поэтому со временем мы стали делать катамараны. Это две гондолы, соединенные между собой. На них сидят четыре человека, которые могут, как в лодке, грести веслом и получать положительную скорость по отношению к воде. На сложных участках это очень важно. Кроме того, в катамаране ты сидишь как вросший. Страховка приспособлена так, что в случае переворота ты в мгновение освобождаешься и выбираешься на свободу. Это очень важно, не дай бог запутаешься, когда катамаран перевернется!
— Ваши катамараны были промышленного производства?
— Сколько я занимался, у нас не видел ни одного промышленного катамарана. Но вот в Америке в прошлом году я наконец-то увидел заводской катамаран. Я долго стоял, гладил его как родного. А мы сплавлялись на самодельных катамаранах. Сами их клеили. Герметичную оболочку делали из детской клеёнки. Там целая технология!
Василий Портнов пришел в рафтинг из горного туризма, которым увлекся в студенческие годы. Истоптав Урал от Южного до Заполярного, он понял, что хочет больше эмоций.
И в 1974 году вместе с товарищами из спортивного клуба Карагандинского «политеха» совершил свой первый сплав по уральской речке Большой Инзер. Это была простейшая дистанция первой категории сложности. С годами росла сложность маршрутов. Пиком экстремальности стал сплав по реке Коксу, что в Джунгарском Алатау на границе с Китаем. Её порог с говорящим названием Иуда, известный всем рафтерам своим коварством, ближе всего подвел карагандинских спортсменов к той грани, которая отделяет жизнь от смерти. А ещё Иуда заставил Василия Портнова поверить, что Бог есть…
— Однажды мы пошли на реку Коксу, это высшая категория сложности по пятибалльной шкале, — вспоминает Василий Сергеевич. — Вообще, каждая половина катамарана имеет два отсека. На случай, если один лопнет, второй будет держать нас на воде. Но в тот раз мы решили взять катамаран полегче, только с одним отсеком. Чехол был тоже не особо надежным — из шелковой парусины. И мы за это едва не поплатились… Нас было четверо, я, как самый старший, всегда руководил, брал ответственность на себя. Вот и в этот раз хватаюсь за катамаран, кричу: «Ну что, стартуем?» И вдруг один из моих товарищей, Стас, говорит: «Сергеич, я боюсь. Я чувствую, что погибну»… А ситуация сложна тем, что нас четверо, это минимальный экипаж. Деваться некуда. Откажется он — всё, не сможем плыть и мы. Вся подготовка пойдет прахом, а ведь мы добрались чёрт-те куда — до китайской границы, до красного моста. Бросать всё не хочется! Постарался я парня приободрить: вперед, ничего страшного не произойдет! Смотрю, переборол он страх, двигается вместе с нами. И тут я повернулся, смотрю, веревка на земле лежит. Хорошая веревка, только непонятно, откуда взялась. Но разбираться времени не было, я её схватил, в карман сунул. Толкнул катамаран — и поплыли мы. Река ревет, Иуда впереди. Рухнули мы с него вниз — и у нас гондола на этом Иуде лопнула. Кошмар! Начали мы выбираться из воды кто как. Выскочил я на берег, со мной ещё один товарищ — Андрей Башкиров. А те двое ушли с катамараном вниз по реке. Мы бегом за ними, кричим: «Держитесь!» И вдруг я вижу — катамаран расклинило между камнями прямо посередине реки. С моей стороны очень мощный шестиметровый поток. Зелёная нефритовая река, несущаяся с огромной скоростью. Ребята наши зацепились за катамаран и висят в ледяной воде, кричат: «Сергеич, спаси!» Тут я увидел, что у Стаса лопнул спасательный жилет. Это значит, что счет пошел на минуты. Скоро он выбьется из сил — и всё… Вы знаете, вот здесь меня прошиб страх за его жизнь. Я подумал, бог ты мой, ведь мне их нечем спасать. Вокруг только голые скалы. И тут я вспомнил про веревку, которую подобрал на берегу. Размотал её, стал камень какой-нибудь искать. Тут в заднем кармане у меня вдруг оказался (как кто-то подложил) чабанский нож. На его рукояти есть петля, я привязал веревку к ней. Выдернул парней на берег. А Стас к тому моменту был уже весь синий — переохладился. Мы вспомнили старый способ спасения в таких случаях. Он гласит, что для спасения замерзшего человека надо всем живым раздеться и прижаться голым телом к пострадавшему. Мы с Андреем быстренько разделись, Стаса раздели, поставили на ноги и зажали между собой. Это было страшное ощущение. Как будто волны холода от него стали заходить мне прямо в сердце, и в сердце возникли очень сильные боли. Мы держались, сколько могли, потом прижались к нему спинами. При этом разговаривали с ним, надеясь услышать ответ. В какой-то момент увидели, как он стал немножко отходить. «Стасик, Стасик, двигайся!» — кричим. Растолкали его, и холод от него перешёл к нам. Мы замерзли, у меня сердце как будто окоченело. Зато Стас вдруг начал говорить. Мы ему спиртяшки чуть-чуть налили — он окончательно пришел в себя. Так и спасли его благодаря той самой веревке, которую неизвестно кто мне подложил.
— Вы потом со Стасом его предчувствие смерти не обсуждали?
— Мы забыли этот случай. Потому что надо уважать и любить друг друга. Команда — это люди, которые в случае чего спасут тебя. Меня самого однажды спас Саша Лингерт. Это было на реке Пыжа в Горном Алтае в 1988 году. Мы шли по реке, она очень сложная. Получилось так, что когда мы входили в каньон, меня выбило из катамарана. А в каньоне очень узко, и меня зажало между катамараном и стенкой. Если бы мне распороло жилет — всё, это смерть. Но как раз в то мгновение, которое меня отделяло от гибели, Саша подал мне руку, поддернул, и я заскочил обратно в катамаран. Так я спасся. Подал бы руку секундой позже — всё.
— После таких происшествий не пропало желание ходить в походы?
— Нет. И Стас потом сплавлялся, и я… Вернусь к тому случаю на Иуде. В тот вечер случилось ещё одно необъяснимое событие. Вечером мы разбили лагерь и уснули в грустном расположении духа. Ведь гондолу унесла река, и нам предстояло возвращаться домой, так и не пройдя весь маршрут. Наше путешествие терпело крах. А ночью мне приснился сон: я увидел, что под утесом справа от нашего лагеря лежит наша гондола. Проснулся я, было 4 утра. Вышел из палатки — небо черное, звезды огромные, как бриллианты. Подхожу к утесу, который мне приснился, смотрю вниз. И действительно, остатки нашей гондолы там лежат, внизу! Конечно, я стал кричать, наши все прибежали. Мы эти остатки вытащили, заклеили — и дальше поплыли, уже без происшествий.
— Вы до сих пор сплавляетесь?
— Нет, уже несколько лет, как перестал. Возраст уже подошел — мне 61 год, да и команды прежней нет…
Достаточно выпасть из плота, и у спортсмена остается всего один шанс из ста выжить. Переохлаждение, удары о камни, падение в «бочку» — причины могут быть разные, но результат один — гибель. Особенно щекочет нервы сплавщикам преодоление порогов — мини-водопадов. Преодолимыми считаются пороги до 4 метров высотой. Если препятствие выше, рухнувший сверху плот зарывается носом в «бочку» и переворачивается. «Бочка» — это бурлящее месиво из водных пузырей в месте падения воды. Оказавшийся здесь человек не может понять, где верх, где низ, и задыхается в водяном аду.
— Самыми первыми нашими плавсредствами были обычные плоты из связанных бревен, — рассказывает Василий Сергеевич. — На них мы прошли реку Абакан, что в Хакасии, на юге Красноярского края. Но использовать бревна тяжело и не везде возможно. Например, в верховьях рек, на высоте до 2000 метров, растут только карликовые деревья. Поэтому со временем мы стали делать плоты из автомобильных камер. А самые лучшие получались из камер от шасси самолета АН-24! Они мало весили и были удобны для транспортировки в горы. Но беда в том, что это плавсредство не позволяло увеличить скорость по отношению к скорости реки. То есть нельзя было идти быстрее воды. Поэтому со временем мы стали делать катамараны. Это две гондолы, соединенные между собой. На них сидят четыре человека, которые могут, как в лодке, грести веслом и получать положительную скорость по отношению к воде. На сложных участках это очень важно. Кроме того, в катамаране ты сидишь как вросший. Страховка приспособлена так, что в случае переворота ты в мгновение освобождаешься и выбираешься на свободу. Это очень важно, не дай бог запутаешься, когда катамаран перевернется!
— Ваши катамараны были промышленного производства?
— Сколько я занимался, у нас не видел ни одного промышленного катамарана. Но вот в Америке в прошлом году я наконец-то увидел заводской катамаран. Я долго стоял, гладил его как родного. А мы сплавлялись на самодельных катамаранах. Сами их клеили. Герметичную оболочку делали из детской клеёнки. Там целая технология!
Василий Портнов пришел в рафтинг из горного туризма, которым увлекся в студенческие годы. Истоптав Урал от Южного до Заполярного, он понял, что хочет больше эмоций.
И в 1974 году вместе с товарищами из спортивного клуба Карагандинского «политеха» совершил свой первый сплав по уральской речке Большой Инзер. Это была простейшая дистанция первой категории сложности. С годами росла сложность маршрутов. Пиком экстремальности стал сплав по реке Коксу, что в Джунгарском Алатау на границе с Китаем. Её порог с говорящим названием Иуда, известный всем рафтерам своим коварством, ближе всего подвел карагандинских спортсменов к той грани, которая отделяет жизнь от смерти. А ещё Иуда заставил Василия Портнова поверить, что Бог есть…
— Однажды мы пошли на реку Коксу, это высшая категория сложности по пятибалльной шкале, — вспоминает Василий Сергеевич. — Вообще, каждая половина катамарана имеет два отсека. На случай, если один лопнет, второй будет держать нас на воде. Но в тот раз мы решили взять катамаран полегче, только с одним отсеком. Чехол был тоже не особо надежным — из шелковой парусины. И мы за это едва не поплатились… Нас было четверо, я, как самый старший, всегда руководил, брал ответственность на себя. Вот и в этот раз хватаюсь за катамаран, кричу: «Ну что, стартуем?» И вдруг один из моих товарищей, Стас, говорит: «Сергеич, я боюсь. Я чувствую, что погибну»… А ситуация сложна тем, что нас четверо, это минимальный экипаж. Деваться некуда. Откажется он — всё, не сможем плыть и мы. Вся подготовка пойдет прахом, а ведь мы добрались чёрт-те куда — до китайской границы, до красного моста. Бросать всё не хочется! Постарался я парня приободрить: вперед, ничего страшного не произойдет! Смотрю, переборол он страх, двигается вместе с нами. И тут я повернулся, смотрю, веревка на земле лежит. Хорошая веревка, только непонятно, откуда взялась. Но разбираться времени не было, я её схватил, в карман сунул. Толкнул катамаран — и поплыли мы. Река ревет, Иуда впереди. Рухнули мы с него вниз — и у нас гондола на этом Иуде лопнула. Кошмар! Начали мы выбираться из воды кто как. Выскочил я на берег, со мной ещё один товарищ — Андрей Башкиров. А те двое ушли с катамараном вниз по реке. Мы бегом за ними, кричим: «Держитесь!» И вдруг я вижу — катамаран расклинило между камнями прямо посередине реки. С моей стороны очень мощный шестиметровый поток. Зелёная нефритовая река, несущаяся с огромной скоростью. Ребята наши зацепились за катамаран и висят в ледяной воде, кричат: «Сергеич, спаси!» Тут я увидел, что у Стаса лопнул спасательный жилет. Это значит, что счет пошел на минуты. Скоро он выбьется из сил — и всё… Вы знаете, вот здесь меня прошиб страх за его жизнь. Я подумал, бог ты мой, ведь мне их нечем спасать. Вокруг только голые скалы. И тут я вспомнил про веревку, которую подобрал на берегу. Размотал её, стал камень какой-нибудь искать. Тут в заднем кармане у меня вдруг оказался (как кто-то подложил) чабанский нож. На его рукояти есть петля, я привязал веревку к ней. Выдернул парней на берег. А Стас к тому моменту был уже весь синий — переохладился. Мы вспомнили старый способ спасения в таких случаях. Он гласит, что для спасения замерзшего человека надо всем живым раздеться и прижаться голым телом к пострадавшему. Мы с Андреем быстренько разделись, Стаса раздели, поставили на ноги и зажали между собой. Это было страшное ощущение. Как будто волны холода от него стали заходить мне прямо в сердце, и в сердце возникли очень сильные боли. Мы держались, сколько могли, потом прижались к нему спинами. При этом разговаривали с ним, надеясь услышать ответ. В какой-то момент увидели, как он стал немножко отходить. «Стасик, Стасик, двигайся!» — кричим. Растолкали его, и холод от него перешёл к нам. Мы замерзли, у меня сердце как будто окоченело. Зато Стас вдруг начал говорить. Мы ему спиртяшки чуть-чуть налили — он окончательно пришел в себя. Так и спасли его благодаря той самой веревке, которую неизвестно кто мне подложил.
— Вы потом со Стасом его предчувствие смерти не обсуждали?
— Мы забыли этот случай. Потому что надо уважать и любить друг друга. Команда — это люди, которые в случае чего спасут тебя. Меня самого однажды спас Саша Лингерт. Это было на реке Пыжа в Горном Алтае в 1988 году. Мы шли по реке, она очень сложная. Получилось так, что когда мы входили в каньон, меня выбило из катамарана. А в каньоне очень узко, и меня зажало между катамараном и стенкой. Если бы мне распороло жилет — всё, это смерть. Но как раз в то мгновение, которое меня отделяло от гибели, Саша подал мне руку, поддернул, и я заскочил обратно в катамаран. Так я спасся. Подал бы руку секундой позже — всё.
— После таких происшествий не пропало желание ходить в походы?
— Нет. И Стас потом сплавлялся, и я… Вернусь к тому случаю на Иуде. В тот вечер случилось ещё одно необъяснимое событие. Вечером мы разбили лагерь и уснули в грустном расположении духа. Ведь гондолу унесла река, и нам предстояло возвращаться домой, так и не пройдя весь маршрут. Наше путешествие терпело крах. А ночью мне приснился сон: я увидел, что под утесом справа от нашего лагеря лежит наша гондола. Проснулся я, было 4 утра. Вышел из палатки — небо черное, звезды огромные, как бриллианты. Подхожу к утесу, который мне приснился, смотрю вниз. И действительно, остатки нашей гондолы там лежат, внизу! Конечно, я стал кричать, наши все прибежали. Мы эти остатки вытащили, заклеили — и дальше поплыли, уже без происшествий.
— Вы до сих пор сплавляетесь?
— Нет, уже несколько лет, как перестал. Возраст уже подошел — мне 61 год, да и команды прежней нет…
Автор: Сергей БУЯНОВ
Источник: Инкараганда (inkaraganda.kz)
Все самое актуальное о спорте в вашем телефоне - подписывайтесь на наш Instagram!
Реклама